Неточные совпадения
Фюрст Щербацкий замт гемалин унд тохтэр, [Князь Щербацкий с женой и дочерью,] и по квартире, которую заняли, и по имени, и по
знакомым, которых они нашли, тотчас же кристаллизовались в свое определенное и предназначенное им
место.
Вбежав в болото, Ласка тотчас же среди
знакомых ей запахов кореньев, болотных трав, ржавчины и чуждого запаха лошадиного помета почувствовала рассеянный по всему этому
месту запах птицы, той самой пахучей птицы, которая более всех других волновала ее.
Уже совсем стемнело, и на юге, куда он смотрел, не было туч. Тучи стояли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния, и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип в саду каплям и смотрел на
знакомый ему треугольник звезд и на проходящий в середине его млечный путь с его разветвлением. При каждой вспышке молнии не только млечный путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, опять, как будто брошенные какой-то меткой рукой, появлялись на тех же
местах.
Одна треть государственных людей, стариков, были приятелями его отца и знали его в рубашечке; другая треть были с ним на «ты», а третья — были хорошие
знакомые; следовательно, раздаватели земных благ в виде
мест, аренд, концессий и тому подобного были все ему приятели и не могли обойти своего; и Облонскому не нужно было особенно стараться, чтобы получить выгодное
место; нужно было только не отказываться, не завидовать, не ссориться, не обижаться, чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не делал.
Войдя в тенистые сени, он снял со стены повешенную на колышке свою сетку и, надев ее и засунув руки в карманы, вышел на огороженный пчельник, в котором правильными рядами, привязанные к кольям лычками, стояли среди выкошенного
места все
знакомые ему, каждый с своей историей, старые ульи, а по стенкам плетня молодые, посаженные в нынешнем году.
Место было занято, и, когда он теперь в воображении ставил на это
место кого-нибудь из своих
знакомых девушек, он чувствовал, что это было совершенно невозможно.
Не доезжая слободки, я повернул направо по ущелью. Вид человека был бы мне тягостен: я хотел быть один. Бросив поводья и опустив голову на грудь, я ехал долго, наконец очутился в
месте, мне вовсе не
знакомом; я повернул коня назад и стал отыскивать дорогу; уж солнце садилось, когда я подъехал к Кисловодску, измученный, на измученной лошади.
У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие
места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям,
знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не было.
— Как же, а я приказал самовар. Я, признаться сказать, не охотник до чаю: напиток дорогой, да и цена на сахар поднялась немилосердная. Прошка! не нужно самовара! Сухарь отнеси Мавре, слышишь: пусть его положит на то же
место, или нет, подай его сюда, я ужо снесу его сам. Прощайте, батюшка, да благословит вас Бог, а письмо-то председателю вы отдайте. Да! пусть прочтет, он мой старый
знакомый. Как же! были с ним однокорытниками!
Несчастный
Знакомой улицей бежит
В
места знакомые.
— Вы не можете представить себе, что такое письма солдат в деревню, письма деревни на фронт, — говорил он вполголоса, как бы сообщая секрет. Слушал его профессор-зоолог, угрюмый человек, смотревший на Елену хмурясь и с явным недоумением, точно он затруднялся определить ее
место среди животных. Были еще двое
знакомых Самгину — лысый, чистенький старичок, с орденом и длинной поповской фамилией, и пышная томная дама, актриса театра Суворина.
Этот ход мысли раздражал его, и, крепко поставив слона на его
место к шестерым, Самгин снова начал путешествовать по комнате.
Знакомым гостем явилось более острое, чем всегда, чувство протеста: почему он не может создать себе крупное имя?
Знакомый, уютный кабинет Попова был неузнаваем; исчезли цветы с подоконников, на
месте их стояли аптечные склянки с хвостами рецептов, сияла насквозь пронзенная лучом солнца бутылочка красных чернил, лежали пухлые, как подушки, «дела» в синих обложках; торчал вверх дулом старинный пистолет, перевязанный у курка галстуком белой бумажки.
Тут Самгин услыхал, что шум рассеялся, разбежался по углам, уступив
место одному мощному и грозному голосу. Углубляя тишину, точно выбросив людей из зала, опустошив его, голос этот с поразительной отчетливостью произносил
знакомые слова, угрожающе раскладывая их по
знакомому мотиву. Голос звучал все более мощно, вызывая отрезвляющий холодок в спине Самгина, и вдруг весь зал точно обрушился, разломились стены, приподнялся пол и грянул единодушный, разрушающий крик...
Надо теперь перенестись несколько назад, до приезда Штольца на именины к Обломову, и в другое
место, далеко от Выборгской стороны. Там встретятся
знакомые читателю лица, о которых Штольц не все сообщил Обломову, что знал, по каким-нибудь особенным соображениям или, может быть, потому, что Обломов не все о них расспрашивал, тоже, вероятно, по особенным соображениям.
Уже
знакомые Обломова, иные с недоверчивостью, другие со смехом, а третьи с каким-то испугом, говорили: «Едет; представьте, Обломов сдвинулся с
места!»
Есть
места вовсе бесплодные: с них, по распоряжению начальства, поселенцы переселяются на другие участки. Подъезжая к реке Амге (это уже ближе к Якутску), я вдруг как будто перенесся на берега Волги: передо мной раскинулись поля, пестреющие хлебом. «Ужели это пшеница?» — с изумлением спросил я, завидя пушистые,
знакомые мне золотистые колосья. «Пшеница и есть, — сказал мне человек, — а вон и яровое!»
Подойдя в воротам, он попросил дежурного доложить смотрителю о том, что желал бы видеть Маслову. Дежурный знал Нехлюдова и, как
знакомому человеку, сообщил ему их важную острожную новость: капитан уволился, и на
место его поступил другой, строгий начальник.
У меня в К-ской губернии адвокат есть знакомый-с, с детства приятель-с, передавали мне чрез верного человека, что если приеду, то он мне у себя на конторе
место письмоводителя будто бы даст-с, так ведь, кто его знает, может, и даст…
Похоже было на то, что джентльмен принадлежит к разряду бывших белоручек-помещиков, процветавших еще при крепостном праве; очевидно, видавший свет и порядочное общество, имевший когда-то связи и сохранивший их, пожалуй, и до сих пор, но мало-помалу с обеднением после веселой жизни в молодости и недавней отмены крепостного права обратившийся вроде как бы в приживальщика хорошего тона, скитающегося по добрым старым
знакомым, которые принимают его за уживчивый складный характер, да еще и ввиду того, что все же порядочный человек, которого даже и при ком угодно можно посадить у себя за стол, хотя, конечно, на скромное
место.
Быстрыми шагами прошел я длинную «площадь» кустов, взобрался на холм и, вместо ожиданной
знакомой равнины с дубовым леском направо и низенькой белой церковью в отдалении, увидал совершенно другие, мне неизвестные
места.
Г-н Беневоленский некогда состоял на службе в ближайшем уездном городе и прилежно посещал Татьяну Борисовну; потом переехал в Петербург, вступил в министерство, достиг довольно важного
места и в одну из частых своих поездок по казенной надобности вспомнил о своей старинной
знакомой и завернул к ней с намерением отдохнуть дня два от забот служебных «на лоне сельской тишины».
Пока Ермолай ходил за «простым» человеком, мне пришло в голову: не лучше ли мне самому съездить в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся на Ермолая; я послал его однажды в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения в течение одного дня — и пропадал целую неделю, пропил все деньги и вернулся пеший, — а поехал на беговых дрожках. Во-вторых, у меня был в Туле барышник
знакомый; я мог купить у него лошадь на
место охромевшего коренника.
В полдень мы были на вершине Сихотэ-Алиня. Здесь я увидел
знакомую картину: гарь — к востоку и замшистый хвойный лес — к западу. Восточный склон Сихотэ-Алиня крутой, а западный — пологий. Дерсу нашел следы лося и сообщил мне, что сохатый в этих
местах встречается только до Ното. Ниже этой границы он не спускается.
Из таких вьющихся растений можно указать на уже
знакомую коломикту и лимонник с запахом и вкусом, действительно напоминающими лимон. В сырых
местах росли папоротник, чистоуст с красным пушком на стеблях, что придает растению весьма эффектный вид, и целые заросли гигантского белокопытника. Листья его большие, раздельнозубчатые, сверху бледно-зеленые, внизу матово-бледные. Весной это самое лакомое блюдо медведей.
Утром 8 августа мы оставили Фудзин — это ужасное
место. От фанзы Иолайза мы вернулись сначала к горам Сяень-Лаза, а оттуда пошли прямо на север по небольшой речке Поугоу, что в переводе на русский язык значит «козья долина». Проводить нас немного вызвался 1 пожилой таз. Он все время шел с Дерсу и что-то рассказывал ему вполголоса. Впоследствии я узнал, что они были старые
знакомые и таз собирался тайно переселиться с Фудзина куда-нибудь на побережье моря.
С нею гораздо меньше хлопот, чем с прежнею: пять девушек, составившие основной штат, перешли сюда из прежней мастерской, где
места их были заняты новыми; остальной штат набрался из хороших
знакомых тех швей, которые работали в прежней мастерской.
Когда совсем смерклось, мы отправились с Кетчером. Сильно билось сердце, когда я снова увидел
знакомые, родные улицы,
места, домы, которых я не видал около четырех лет… Кузнецкий мост, Тверской бульвар… вот и дом Огарева, ему нахлобучили какой-то огромный герб, он чужой уж; в нижнем этаже, где мы так юно жили, жил портной… вот Поварская — дух занимается: в мезонине, в угловом окне, горит свечка, это ее комната, она пишет ко мне, она думает обо мне, свеча так весело горит, так мне горит.
Новый год весь уезд встречал у предводителя Струнникова, который давал по этому случаю бал. Вереница экипажей съезжалась 31-го декабря со всех сторон в Словущенское, причем помещики покрупнее останавливались в предводительском доме, а бедные — на селе у мелкопоместных
знакомых. Впрочем, о предводительском бале я уже говорил в своем
месте и более распространяться об этом предмете не считаю нужным.
Публичные доклады мы устраивали в помещении Высших женских курсов, лекции же и семинары в разных
местах, обыкновенно в каких-нибудь советских учреждениях, в управлении которых были
знакомые.
Знакомый подземный коридор, освещенный тусклившимися сквозь туман электрическими лампочками. По всему желобу был настлан деревянный помост, во время оттепели все-таки заливавшийся
местами водой. Работы уже почти кончились, весь ил был убран, и подземная клоака была приведена в полный порядок.
Только немногим удавалось завоевать свое
место в жизни. Счастьем было для И. Левитана с юных дней попасть в кружок Антона Чехова. И. И. Левитан был беден, но старался по возможности прилично одеваться, чтобы быть в чеховском кружке, также в то время бедном, но талантливом и веселом. В дальнейшем через
знакомых оказала поддержку талантливому юноше богатая старуха Морозова, которая его даже в лицо не видела. Отвела ему уютный, прекрасно меблированный дом, где он и написал свои лучшие вещи.
Хозяйка и две ее
знакомые дамы заняли
места в конце стола.
Обыкновенно засидевшиеся зимой куропатки не перелетают на дальнее расстояние и, находя поблизости готовый и
знакомый корм, остаются и выводят детей в том
месте, где были высажены.
Вот описание вывода куропаток, стрельбы молодых и особенного способа, посредством которого разводят их в назначенных
местах, составленное одним опытным, вполне достоверным охотником Симбирской губернии, коротко
знакомым с охотой этого рода.
Говоря о болотной дичи, я часто буду упоминать о
месте ее жительства, то есть о болотах. Я стану придавать им разные названия: чистых, сухих, мокрых и проч., но людям, не
знакомым с ними в действительности, такие эпитеты не объяснят дела, и потому я хочу поговорить предварительно о качествах болот, весьма разнообразных.
На следующий день, сидя на том же
месте, мальчик вспомнил о вчерашнем столкновении. В этом воспоминании теперь не было досады. Напротив, ему даже захотелось, чтоб опять пришла эта девочка с таким приятным, спокойным голосом, какого он никогда еще не слыхал.
Знакомые ему дети громко кричали, смеялись, дрались и плакали, но ни один из них не говорил так приятно. Ему стало жаль, что он обидел незнакомку, которая, вероятно, никогда более не вернется.
Но в толпе, недалеко от того
места, где он сидел, откуда-то сбоку — он бы никак не указал, в каком именно
месте и в какой точке, — мелькнуло одно лицо, бледное лицо, с курчавыми темными волосами, с
знакомыми, очень
знакомыми улыбкой и взглядом, — мелькнуло и исчезло.
Погасив свечку, он долго глядел вокруг себя и думал невеселую думу; он испытывал чувство,
знакомое каждому человеку, которому приходится в первый раз ночевать в давно необитаемом
месте; ему казалось, что обступившая его со всех сторон темнота не могла привыкнуть к новому жильцу, что самые стены дома недоумевают.
Лаврецкий вышел из дома в сад, сел на
знакомой ему скамейке — и на этом дорогом
месте, перед лицом того дома, где он в последний раз напрасно простирал свои руки к заветному кубку, в котором кипит и играет золотое вино наслажденья, — он, одинокий, бездомный странник, под долетавшие до него веселые клики уже заменившего его молодого поколения, — оглянулся на свою жизнь.
Квартира Арапова сделалась
местом сходок всех наших
знакомых.
Наконец, мы должны теперь, хотя на несколько минут, еще ближе подойти к этой нашей героине, потому что, едва
знакомые с нею, мы скоро потеряем ее из виду надолго и встретимся с нею уже в иных
местах и при иных обстоятельствах.
Потом на почетном
месте сидит посаженый отец жениха, наш давний
знакомый, Алексей Павлович Зарницын.
Вязмитинов был сын писца из губернского правления; воспитывался в училище детей канцелярских служителей, потом в числе двух лучших учеников был определен в четвертый класс гимназии, оттуда в университет и, наконец, попал на
место учителя истории и географии при
знакомом нам трехклассном уездном училище.
— Что же, и это дело, — согласился Лихонин и задумчиво погладил бороду. — А я, признаться, вот что хотел. Я хотел открыть для нее… открыть небольшую кухмистерскую или столовую, сначала, конечно, самую малюсенькую, но в которой готовилось бы все очень дешево, чисто и вкусно. Ведь многим студентам решительно все равно, где обедать и что есть. В студенческой почти никогда не хватает
мест. Так вот, может быть, нам удастся как-нибудь затащить всех
знакомых и приятелей.
— Нет тут ваших
знакомых, — говорил губернатор, — можете в другом
месте с ними видеться; извольте уходить, — иначе я полицеймейстеру велю вас вывести.
Комната имела такой вид, точно кто-то сильный, в глупом припадке озорства, толкал с улицы в стены дома, пока не растряс все внутри его. Портреты валялись на полу, обои были отодраны и торчали клочьями, в одном
месте приподнята доска пола, выворочен подоконник, на полу у печи рассыпана зола. Мать покачала головой при виде
знакомой картины и пристально посмотрела на Николая, чувствуя в нем что-то новое.
Был у меня
знакомый… ну, самый, то есть, милый человек… и образованный и с благородными чувствами… так он даже целый год ходил, чтоб только
место станового получить, и все, знаете, один ответ (подражая голосу и манере князя Чебылкина...
Но он все-таки прожил в Петербурге целый месяц и на каждом шагу, и в публичных
местах, и у общих
знакомых, сталкивался с земскими деятелями других губерний.
В настоящий свой проезд князь, посидев со старухой, отправился, как это всякий раз почти делал, посетить кой-кого из своих городских
знакомых и сначала завернул в присутственные
места, где в уездном суде, не застав членов, сказал небольшую любезность секретарю, ласково поклонился попавшемуся у дверей земского суда рассыльному, а встретив на улице исправника, выразил самую неподдельную, самую искреннюю радость и по крайней мере около пяти минут держал его за обе руки, сжимая их с чувством.